24 октября 1941 года штаб Ленинградского фронта отдал боевое распоряжение о переброске воздушным путем основных сил 44-й и 191-й стрелковых дивизий в район Тихвина.
191-я стрелковая дивизия, в которую входили три стрелковых и два артиллерийских полка, различные специальные части и подразделения, была полнокровным и мощным соединением. Дивизия зародилась под Ленинградом, состав ее был в основном ленинградский.
18 сентября 1941 года, после тяжелых и ожесточенных боев под Кингисеппом, дивизия получила боевую задачу — защищать Ораниенбаум. Она геройски отстаивала этот город и не пустила в него фашистские войска.
17 октября дивизия перешла в резерв Ленинградского фронта, переправилась через Финский залив и 19 октября 1941 года сосредоточилась в Ленинграде. На следующий день она получила здесь пополнение и начала готовить его к предстоящим боям.
Но период подготовки нового пополнения оказался коротким. 25 октября дивизия была поднята по тревоге. Ее командиру полковнику Д. А. Лукьянову был вручен приказ о немедленной передислокации дивизии в Тихвин в состав 4-й армии.
Все произошло необычайно быстро. Полки дивизии были направлены на аэродромы Комендантский и Смольное и в течение 25—26 октября на самолетах переброшены под Тихвин. К исходу 26 октября 191-я стрелковая дивизия заняла оборону по реке Хвошня и сразу же вступила в тяжелые кровопролитные бои с наступавшими на тихвинском направлении гитлеровскими войсками, не имея артиллерии, которая переправлялась на баржах по Ладожскому озеру. Храбро и мужественно сражались воины 191-й на занятых рубежах. 31 октября в специальном приказе по войскам 4-й армии, подписанном командующим 4-й армией генерал-лейтенантом Яковлевым, говорилось:
«Сегодня, 31 октября, в упорных боях с оголтелыми фашистскими ордами бойцы, командиры и политработники 191-й стрелковой дивизии вновь проявили храбрость и бесстрашие. Беспрерывно проводя разведку, нащупывая слабые стороны врага, смело отражая просачивание отдельных автоматчиков, создающих видимость окружения, славные бойцы, командиры и политработники дивизии перешли в контратаку и добились победы…
Поздравляя 191-ю стрелковую дивизию с одержанной победой, Военный совет уверен, что дивизия и впредь будет хорошо бить фашистских поработителей…»
Так круто повернулась судьба 191-й стрелковой дивизии, в соответствии с приказом Ставки направленной командованием Ленинградского фронта на помощь войскам, отражавшим начавшееся 16 октября мощное наступление вражеских войск на тихвинском направлении.
Естественно, об этом срочном маневре ничего не знали в частях 44-й стрелковой дивизии, боевая судьба которой изменилась так же неожиданно и быстро.
— Приказ был кратким,— вспоминает А. С. Ермолаев, в ту пору комиссар 25-го полка 44-й дивизии,— Снять полк с позиций и к утру сосредоточить его основные боевые силы в районе Новой деревни, в зоне Комендантского аэродрома. Полковую артиллерию и тылы было приказано направить на берег Ладоги, в район пристани Осиновец. Другие части дивизии в это же время концентрировались в деревне Ковалеве, близ аэродрома Смольное.
Почему к аэродромам, ничего сказано не было. Конечно, об этом думал каждый, но даже мы с командиром не знали, куда собирались перебросить наш полк.
Солдатские сборы недолги: сунул в вещмешок котелок, запасной боекомплект — патроны и гранаты, надел его за спину, прицепил на поясной ремень саперную лопатку, перекинул через одно плечо винтовку или автомат, через другое — противогаз, вот и готов куда угодно, в любой самый дальний поход, лишь бы чувствовать локоть товарища да иметь в вещмешке НЗ (неприкосновенный запас) — харч, хотя бы на первое время.
К полуночи была произведена смена частей. Полк снялся с позиций без шума и через полчаса шел походным порядком по проспекту Стачек к центру города.
…Холодная и сырая ночь. Валит мокрый снег и тут же тает, превращаясь в слякоть, грязь. На улицах много домов, разрушенных бомбами и тяжелыми снарядами. Около них груды битого кирпича, штукатурки, стекла, переломанных балок. И темнота — ни одного фонаря, ни одного светящегося окошка, лишь огоньки солдатских цигарок. Нестройно стучат сапоги по мостовой, в такт им позвякивают винтовки и саперные лопатки, да время от времени то там, то здесь громыхнет в чьем-то вещмешке немудреный солдатский скарб.
Вот полк миновал уходящую влево дорогу в Угольную гавань, потом дорогу на Турухтанные острова. А вот и Корабельная улица. Здесь все до боли знакомо — каждый переулок, скверик, забор. Сколько раз каждому пришлось пройти по этой улице до родного завода! Завернуть бы сюда, взглянуть хоть одним глазком на верфь.
И дома у некоторых — рукой подать, каких-нибудь 10—15 минут ходу. Забежать бы на минуточку домой, переброситься несколькими словами с родными и близкими, поцеловать на прощание спящих детишек, жену, мать…
Но городские улицы и проспекты неумолимо ведут бойцов на север. Шаг за шагом уходят корабельщики Нарвской заставы от своего оборонительного рубежа, родного завода, от своих домов и семей в тревожную неизвестность войны.
Через площадь Труда полк вышел к Неве. На площади стояла зенитная батарея, на некоторых зданиях — зенитные пулеметы, у моста и на самом мосту Лейтенанта Шмидта — вооруженные посты. На Неве на якорях покачивались военные корабли, у причалов — буксиры, баржи, катера. Идут бойцы по мосту, негромко разговаривают. — Трудится Нева! — говорит один.
— Живет город! — в тон ему отвечает другой.
— Как там наша родная верфь? — грустно вздыхает третий.
Петроградскую сторону пересекли по Большому и Кировскому проспектам.
— Скоро Черная речка,— раздается звонкий молодой голос.— Здесь недалеко место дуэли Пушкина.
— Дантес-то вроде немец? — спрашивает молодого пожилой ополченец.
— А кто его знает. По книгам получается не то француз, не то голландец. А может, и немец.
— За Черной речкой и Новая деревня,— говорит пожилой боец.— Там и аэродром. Дошли наконец-то…
Когда полк подошел к Новой деревне, уже светало. Вскоре в небе загудели моторы. Бойцы увидели большую группу пассажирских самолетов, которые сразу же стали приземляться на аэродроме. Вспомнили, как рассказывал им секретарь горкома партии А. А. Кузнецов о работягах ПС-84, на которых московские и ленинградские летчики возят продукты.
Через четверть часа полк подошел к Комендантскому аэродрому. Объявили привал. Стали устраиваться кто где. Вдоль дощатого забора, которым с давних пор был обнесен аэродром, тянулась канава, заросшая кустарником. Кое-где росли старые деревья, теснились какие-то хибарки и сарайчики. Повсюду было нарыто много окопов. Нашлись и землянки. Здесь и стали размещаться для отдыха.
Сквозь щели забора было видно, как к прилетевшим самолетам подъезжают большие автомашины и в них сразу же грузятся коровьи, свиные и бараньи туши, ящики и мешки с продуктами.
Вскоре и в небе, и на аэродроме поутихло. Все самолеты уже прилетели и стояли под разгрузкой с выключенными моторами.
Уставшие за время трудной походной ночи бойцы отдыхали. Одни уже прикорнули в окопах и землянках, другие сидели группами по краю канавы и разговаривали, привалясь к забору, дощатым стенкам сараюшек, хибарок, к деревьям.
— У Комендантского аэродрома интересная история,— заговорил пожилой, лет сорока пяти, пулеметчик, которого в роте за глаза называли «профессором» за его глубокие знания истории Ленинграда.— Было мне четырнадцать лет, когда здесь в 1910 году был создан вот этот самый аэродром. Раньше это место называлось Комендантским полем. Отсюда пошло и название аэродрома. Поле примыкало к знаменитому Коломяжскому скаковому ипподрому. Во время бегов и скачек сюда съезжалась вся петербургская знать. В такие дни вот здесь все вокруг было заставлено экипажами.
— Кто же создал аэродром, да и зачем он тогда был нужен? — спросил сидевший рядом сержант.
— О, это любопытная история. И «профессор» рассказал о ней.
— Здесь в том же, 1910 году образовалось русское товарищество воздухоплавания под названием «Крылья». В него вошли российские авиаторы Уточкин, Ефимов, Попов. Их тогда звали летунами. Сейчас эти имена знает каждый наш авиатор. Это были герои из героев — дедушки нашей авиации. Ежегодно весной и осенью на аэродроме проходили состязания летчиков. В них участвовали иностранные пилоты — француз Моран, бельгийцы Христианс и Эдмонд… Во время одного такого праздника разбился русский летчик Лев Мациевич. На аэродроме бывал знаменитый Петр Нестеров — он первым в истории авиации выполнил «мертвую» петлю и таранил аэроплан неприятеля. Как видите,— закончил свой рассказ «профессор»,— этот аэродром действует и сейчас.
— Как же вы в то время добирались сюда? — спросил все тот же сержант.
— Как и мы сегодня. Только тогда здесь было скаковое поле, обнесенное забором. Билеты на авиационные праздники стоили дорого, и мы, мальчишки, перелезали обычно через забор. Устраивались на крышах прилегающих построек. Те, кто посмелей, забирались на деревья.
— И чего это нас сюда, на аэродром? — спросил один боец своего соседа.— Может, оборонять его будем?
— А что, очень даже возможно,— согласился сосед.— Помнишь, секретарь горкома рассказывал, сколько продуктов доставляют в Ленинград летчики? Вдруг немецкие парашютисты объявятся?
— Эх, ребята, не хотел я тайну свою выдавать. Да ладно,— хитро ухмыляясь, заговорил коренастый боец с рыжеватыми усами.— Письмо я в Генштаб написал.
Бойцы умолкли.
Интересно, что на этот раз расскажет им ротный балагур Семен?
— Что же ты написал, Сема? — спросил рыжеусого сосед.
— Предложение внес, как войну поскорее закончить.
— Давай, давай, Семен, развивай стратегию,— подбадривали бойцы.
— Вот, значит, пишу я им: «Здравствуйте, мол, дорогие товарищи». Ну, конечно, привет передал от всего нашего героического 25-го полка.
— Дальше давай!
— А дальше пишу: «Так как наш 25-й стрелковый полк есть рабочий полк, предлагаю отправить его воздушным десантом прямо в Берлин. Только вперед пусть наши летчики побомбят его, а мы уж следом за ними нагрянем. Пока все гитлеровские генералы по бункерам сидят, мы весь их штаб, да и Гитлера со всей его шайкой, накроем — вот и войне конец!» Раздался дружный хохот.
— Ну, Семка, ну, стратег!
— Так что нечего удивляться, что нас сюда привели. Значит, дошло письмо до адресата и мое предложение принято.
И снова дружный хохот.
…Командир с комиссаром, отдав распоряжение батальонам отдыхать до получения дальнейших указаний, направились к проходной Комендантского аэродрома. Едва они подошли к двери, как из нее вышел военный в кожаной куртке. Подошел к Супагину и Ермолаеву, поздоровался. Назвавшись представителем Военного совета фронта, спросил:
— 44-я стрелковая?
— Точно. 25-й полк 44-й дивизии,— отрапортовал командир полка майор Супагин.
— Задача полку известна?
— Нет,— ответил майор.
Sildenafil Vardenafil Tadalafil These are the anti-impotence pills which buy viagra generic has to be taken 1 hour prior of sexual intercourse. The 100mg viagra cost surgeons have high success rate in performing surgeries on these areas and they preferably use minimally invasive techniques for most of the surgeries. And the best of all, it can be done from the doctor so that you will not have to face any sort of complication in the form of consuming the hard pill. generico levitra on line All the effects and side effects of the medicine are almost http://cute-n-tiny.com/tag/kitten/page/4/ order cheap viagra similar.— Штаб Ленинградского фронта приказал сегодня же перебросить самолетами боевые силы дивизии в район Тихвина,— сказал представитель Военного совета.— Через двадцать минут начнем посадку. Л сейчас прошу собрать командный состав…
Раздалась команда: «Подъем! Становись!»
Через несколько минут полк узнал, что ему предстоит.
Много разных догадок строили, но о том, что им придется переправляться за Ладогу на самолетах, никто не предполагал.
После этого известия уже совсем по-другому стали смотреть на аэродром, на большие самолеты, которые стояли по краю летного поля. Насчитали 25 ПС-84. Едва успели понять, что именно на них-то они и полетят, как услышали команду: «На посадку бегом марш!..»
Каждый самолет взял на борт 25 человек с личным оружием. Один станковый пулемет засчитывался за двух бойцов, батальонный миномет — за одного, а 45-миллиметровая пушка с боезапасом — за 15 человек.
Уже в самолетах послышались деловые солдатские вопросы: «Долго ли будем лететь, каков маршрут, часто ли атакуют?»
— Лету около часа,— ответил летчик.— Прошу иметь в виду — полетим над озером. Высота — самая малая. Во время полета с места не вставать, не ходить, не курить.
— Летчики,— вспоминает комиссар А. С. Ермолаев,— одеты были по-разному: одни — в кожаных регланах, другие — в летных куртках с меховыми воротниками. Выглядели они людьми степенными, опытными. Вели себя спокойно. Посадкой руководили уверенно. Шутили, подбадривали — мол, не волнуйтесь, все будет в порядке. Это вселяло уверенность, гасило нервное напряжение.
…Посадка закончилась быстро. Через четверть часа поднялась в воздух первая группа самолетов. Минут через пять взлетела вторая. Пушки и минометы с расчетами отправили последними.
Тем утром ПС-84 взяли с Комендантского аэродрома 540 бойцов и командиров с личным оружием, пулеметами и «сорокапятками».
Так неожиданно завершился этот ночной марш по городу для ополченцев 25-го полка. В это же время, а также сутками раньше или позже с различных участков фронта были сняты другие части 44-й и 191-й дивизий. Из поселка Рыбацкое была отозвана 6-я бригада морской пехоты. Эти части также проделали ночные броски через город. Только шли иными маршрутами. Путь одних лежал к Комендантскому аэродрому, других — к аэродрому Смольное, третьих — к пристани Осиновец. И у всех бойцов и командиров на сердце тоже была тревога, томила неизвестность.
Но все переживания, а затем посадка в самолеты, полет над штормящей Ладогой, приземление на полевом аэродроме под Тихвином мгновенно отодвинулись, как только необычные десантники ПС-84 ступили на землю и обрели солдатскую уверенность, готовность к любым испытаниям.
Об этом фронтовом эпизоде свидетельствуют скупые строки архивных документов, рассказы участников полетов над озером, живущих в Ленинграде воинов 44-й дивизии — старшины отдельной роты автоматчиков К. А. Петрова, радистов 12-го отдельного батальона связи Я. М. Гука, В. Н. Никанорова, воспоминания летчиков Московской авиагруппы особого назначения.
— Помню день незадолго до падения Тихвина,— вспоминает бывший командир корабля Московской авиагруппы Герой Советского Союза С. А. Фроловский.— Погода была — хуже не бывает: по всей трассе туман, как молоко. Видимость — не более ста метров. Местами нулевая. Наша эскадрилья получила приказ срочно перебросить в район Тихвина двести связистов с полным вооружением. Вылетали на задание четверкой. Произвели группой два полета, всех связистов своевременно доставили к месту назначения. Летчики остальных эскадрилий в эти же дни переправляли по воздуху пехотные подразделения.
Для нас, командиров кораблей, это были хотя и опасные, но привычные полеты по трассе воздушного моста. А вот для наших пассажиров — пехотинцев, связистов — эти воздушные рейсы над Ладогой были в диковинку.
…Комиссар полка Ермолаев летел в замыкающем самолете девятки, пристроившись у пилотской кабины рядом с помощником начштаба Георгием Васильевым. По обе стороны фюзеляжа на дюралевых скамейках сидели телефонистки полка Фатима Гисматулина и Клава Зыкова, за ними санитар Виктор Кутин, дальше боец комендантского взвода Василий Куклев, полковые разведчики.
Девятка летела над приладожскими лесами, прижимаясь к верхушкам деревьев.
Показалась Ладога. Самолеты снизились, летели над самой водой. Некоторые бойцы сидели неподвижно, другие посматривали через оконца на вздыбленное волнами озеро.
— Ничего, ничего, ребятки, скоро долетим! — подбадривал комиссар.
Бойцы разглядывали помещение самолета, каждую деталь и заклепку. С любопытством наблюдали за действиями бортстрелка, взгромоздившегося на тумбе у пулемета.
— Хорошая штука! — кивнув в сторону пулемета, сказал бортмеханик.— Попробуй сунься «мессер»…
— Вы всегда так низко летаете? — поинтересовался Виктор Кутин.
— Что, страшно?
— А то нет. Не летим, а почти с волны на волну перекатываемся. Того и гляди, нырнем.
— Интересно, какая глубина? — спросил Куклев.
— Нам с тобой хватит! — махнув рукой, отозвался Кутин.
— Что-то, ребятки, рановато про купание заговорили,— вмешался комиссар.
— Так-то оно так! — проговорил пожилой боец. И добавил: — Наш брат пехотинец на земле сила, а в другом месте…
— Не скажи! Раз везут на самолете, значит, и здесь сила,— возразил комиссар.
Не успел он договорить, радист и бортмеханик бросились к боковым пулеметам. Бойцы задвигались, прильнули к окошечкам.
— Смотрите, смотрите! — воскликнула Клава Зыкова.— Вон два самолета… Со звездами… Наши…
В то же мгновение воздушный стрелок открыл огонь. Оказалось, группу атаковали «мессершмитты».
Наши «ястребки», правда, отогнали «мессеров». Но все-таки два ПС-84 пострадали от их огня. Поврежденные самолеты отвернули в сторону и на глазах встревоженных пассажиров совершили посадку в Новой Ладоге.
Полет до Тихвина длился около часа. Воздушный рейс над Ладогой, да еще на малой высоте, почти над водой, был нелегким испытанием даже для бывалых летчиков. А тут совершенно необлетанная пехота. Конечно, кое-кому было с непривычки страшновато, и дух захватывало во время взлета и посадки, и укачивало. Но как только пехотинцы ступили на твердую землю, все страхи и переживания показались мелкими и смешными по сравнению с тем, что предстояло им испытать в боях за Тихвин.
Полк разместился на опушке леса, окружившего аэродром. Посоветовавшись с командиром, комиссар отправился в штаб 4-й армии. Нашлись лошадь с бричкой, и он быстро добрался до Тихвина. В штабе доложил командующему армией В. Ф. Яковлеву о прибытии.
Выслушав Ермолаева, командующий склонился над картой:
— Смотрите, деревни Струнино, Липная Горка… Сюда форсированным маршем направляйте полк. Держитесь до последнего… Очень прошу — дорогу не отдавайте…
Через два часа полк принял бой на указанном рубеже.,.
Какую же роль сыграли в боях за Тихвин и Волхов переброшенные туда по воздуху 191-я и 44-я стрелковые дивизии и большой отряд моряков Балтики? Оправдали ли они надежды, которые возлагало на них советское командование?
На эти вопросы дала ответ история героических сражений воинов этих дивизий и кронштадтских моряков за Тихвин и Волхов.
Прибыв в новый район боевых действий в период 25—31 октября сорок первого, основные силы 191-й и 44-й стрелковых дивизий с ходу вступили в тяжелые оборонительные бои на подступах к Тихвину. Эти бои продолжались с 26 октября по 7 ноября. В течение этих дней дивизии стойко сдерживали яростный натиск немецко-фашистских войск. Они не только оборонялись, перемалывая живую силу и боевую технику противника, но и неоднократно то там, то здесь переходили в контрнаступление.
Фашистское командование усиливало наступавшую на Тихвин группировку своих войск. Когда наступление фашистов под Тихвином несколько затормозилось ожесточенным сопротивлением прибывших из Ленинграда дивизий, командование немецко-фашистских войск подтянуло на тихвинское направление большое количество танков и артиллерии. Только тогда противнику удалось 7 ноября прорвать оборону 44-й и 191-й дивизий и к исходу 8 ноября ценой больших потерь занять город Тихвин.
Но дальше Тихвина наши войска фашистов не пустили. В 8—10 километрах северо-восточнее, севернее и юго-восточнее Тихвина немецко-фашистские войска были остановлены.
Не добившись необходимых результатов на тихвинском направлении, немецко-фашистское командование попыталось перенацелить главный удар своих войск на Волхов. На волховском направлении разгорелись ожесточенные кровопролитные бои. Здесь дорогу на север фашистам закрыли части и соединения 54-й армии. Стальной стеной стала здесь срочно переброшенная из Ленинграда 6-я бригада морской пехоты.
В эти тяжелые ноябрьские дни, когда над Волховом нависла реальная угроза захвата его фашистами, командование Ленинградского фронта и Краснознаменного Балтийского флота приняло экстренные меры для оказания помощи 54-й армии. Его решением «в распоряжение командующего 54-й армией генерала И. И. Федюнинского из Ленинграда транспортными самолетами было переброшено в район Волхова около трех тысяч солдат и офицеров», в том числе большой отряд балтийских моряков на пополнение 6-й бригады морской пехоты.
В те дни, когда создалась угроза захвата Волхова, по свидетельству бывшего комиссара бригады П. Я. Ксенза, около тысячи кронштадтских моряков, снятых с кораблей Балтики, сыграли важную роль в защите Волхова.
— В бескозырках, в черных бушлатах, форменках и видневшихся на груди полосатых тельняшках, с ручными и станковыми пулеметами, как в годы гражданской войны, крест-накрест перепоясанные пулеметными лентами и обвешанные гранатами,— рассказывал П. Я. Ксенз,— балтийские матросы бросались в атаки, наводя ужас на фашистов. Они являли собой образец мужества и отваги, неукротимого стремления к победе. Моряки помогли собрать разрозненные в боях группы пехотинцев, сформировать из них пять батальонов. Их назначали командирами взводов и рот. Это подняло боеспособность наскоро сформированных батальонов, которые потом геройски сражались за Волхов.
В течение месяца севернее, северо-восточнее и юго-восточнее Тихвина и под Волховом наши войска вели упорные оборонительные бои.
В конце ноября 4-я армия, в составе которой действовали 191-я и 44-я стрелковые дивизии, перешла в решительное наступление. 191-я и 44-я дивизии завязали бои за город Тихвин в районе Фишевой Горы, Лазаревичи, Березовик, Паголда, Совхоз 1-е Мая. В результате штурма в ночь на 8 декабря они овладели названными населенными пунктами, а в ночь на 9 декабря выбросили фашистских захватчиков из Заболотья, Фишевой Горы, Пещеры и к утру этого дня ворвались в Тихвин. Первыми вошли в Тихвин разведчики 25-го стрелкового полка во главе с младшим лейтенантом Моисеенко. Почти в тоже время вошли в Тихвин и подразделения 191-й дивизии.
Бои за Тихвин получили высокую оценку советского командования. 191-я стрелковая дивизия за овладение Тихвином была награждена орденом Красного Знамени. Орденами и медалями Союза ССР были награждены 20 процентов личного состава дивизии. Орденом Красного Знамени был награжден 305-й стрелковый полк 44-й стрелковой дивизии. Орденами и медалями Союза ССР было награждено около 300 воинов 44-й дивизии. Среди награжденных орденом Красного Знамени были командиры 25-го стрелкового полка майор М. И. Супагин и 305-го стрелкового полка подполковник В. В. Тычкин.
Успех операции по освобождению Тихвина был отмечен в приказе Верховного Главнокомандующего № 130, в котором говорилось: «Знаменитые бои под Ростовом и Керчью, под Москвой и Калинином, под Тихвином и Ленинградом, когда Красная Армия обратила в бегство немецко-фашистских захватчиков, убедили наших бойцов, что болтовня о непобедимости немецких войск является сказкой, сочиненной фашистскими пропагандистами».
После взятия Тихвина части 191-й и 44-й дивизий продолжали с боями гнать разбитые части противника. К 20 декабря 1941 года фашистские войска были отброшены от Тихвина на 120 километров.
Жестокое поражение потерпели фашисты и в боях под Волховом.
Отразив удары вражеской группировки, рвавшейся к Ладожскому озеру, 54-я армия перешла в контрнаступление южнее станции Войбокало. 6-я бригада морской пехоты вместе с тремя стрелковыми дивизиями и одной танковой бригадой нанесли сокрушительный удар по фашистским войскам, которые стали поспешно откатываться, бросая оружие и технику.